Аристократы [СИ] - Баса

= Вильмонт!? — прищурил глаза Виталик на мое заявление, а я неуверенно кивнул, пытался в уме решить как правильно поступить. — Разузнай пока все, а потом скажем ему…

Быстро узнал у Шмонта, куда Аньку определили.

Если видеоролик проскочил в сеть, надо Димана срочно предупредить.

Как робот без лишних движений достал телефон, ждал пока друг возьмет трубку и четко проговорил, боясь запнуться:

— Твоя Анька попала в аварию… Сейчас в Колчаке, единственное, что знаю — жива.

— Как? — не порядок. У Хаски странный голос.

— Мы скоро подъедим, подожди нас на стоянке. Не торопись…

— Не обещаю, — полная тишина с его стороны.

К Виталику обратился с мольбой в глазах, помочь с Диманом. Дорадо принял трубку и заговорил сухо:

— Мы уже едим, через пятнадцать минут будем. Шмонт ее нашел. Вам не следует вдвоем видеться, только драк в больнице не хватало. С нами спокойнее…

Диман, слава всевышним, внял мольбам и нас дождался.

* * *

POV Хаски.

Многочисленные стерильно-белые коридоры, кое-где голубые на разных этажах по-разному. Врачи, преподаватели. Они мельтешили раздражающе. Хотелось откинуть их назад, выкинуть людей перед лифтом.

Ударил по кнопке, чтобы побыстрее приехал этот долбанутый лифт. Пошло оно!

Завернул направо, там лестница и через ступеньку рванул на десятый этаж.

— Эй, Диман, да подожди! — расслышал голос Польски позади себя. Не ответил на его крики. К бастардам трындеж, мне некогда. Там моя Аня!

Я говорил я всегда страдаю рядом с ней от жара, а сейчас было жутко холодно. Кончики пальцев заледенели. Эта мысль (моя Аня — на медицинском столе) наполняла отчаянным страхом, никогда не находился в его власти, был невосприимчив, имел иммунитет к нему.

Я ничего не боюсь. Смерти? Все мы когда-нибудь сдохнем. Но если спросят моего мнения я совершенно точно хочу сдохнуть быстрее Ани, чтобы не видеть ее конца. Лучше я десять раз повторю те несколько часов под обломками здания, задыхаться и не знать выживешь или нет. Я и тогда не особенно боялся, смотрел обреченно на пыль и кучу камней, которые придавили меня, ловил галлюцинации, перед глазами все плыло. А страшно не было. Смотрел и гадал сдохну в этот раз или нет.

Сегодня я не хотел вбегать на третий этаж гребанного Колчака, смотреть на бело-голубую краску стен, на врачей в идеальных белых халатах, чувствовать запах лекарств. Всегда ненавидел белый цвет, он такой чистый невинный, на нем видна кровь.

Я был всегда настойчив с Аней. Делал все, чтобы заполучить ее. Добиться ее. Привыкший достигать результатов любыми методами и в максимально сжатые сроки. Мне нужен был результат, как можно быстрее. Шел на пролом, не жалея ни себя, ни ее. Мне нужна была ее милая улыбка, та которую она мне дарила в Белесье и возможность трогать ее. Это много?

Но в ответ на мои подкуп, шантаж и физическое воздействие она все сильнее замыкалась в себе, переставала со мной разговаривать и со временем вовсе потеряла способность улыбаться, как раньше.

Стирать ее улыбку с лица я не желал.

И все мои старания привели к вот этому, что я остановился возле двадцать пятой операционной. Двери закрыты перед лицо, но там слышен шум, а возле сидят двое. Шмонт и девушка (женщина) брюнетка, кажется двоюродная сестра Ани из Арзонта.

— Как? — не знал что спросить, как подобрать слова.

Шмонт, видимо хотел что-то ответить, но женщина внезапно подскочила со стула, на котором сидела. Кулаки сжала и сквозь зажатую челюсть яростно прокричала:

— Пошел вон! Убирайся отсюда!

Не смотря на то, что в больнице должно быть тихо, ее голос раздался на весь коридор. Проходивший мимо мужчина, врач в голубом медицинском костюме, придерживал одной рукой маску, другой одернул женщину за локоть и показал пальцем возле губ, намекая на тишину.

— Соблюдайте тишину, или я попрошу вас вывести из здания! — отчитал он грозным шепотом.

А Анина сестра промолчала и послушно села, но внимательного, разъяренного взгляда не отводила. Дождавшись, когда шаги мужчины отдалятся, продолжила:

— Ты… ты… Хаски… — звенящий шепот, который разил ушные перепонки. — Это все ты… виноват… Она в слезах звонила мне опять… Ехала ко мне… — глаза женщина отняла вниз, словно я не достоин, чтобы на меня смотрели. — Ты… ты всему виной… это ты!

А я молчал, держа руки в карманах джинс, но глаза не отводил.

Сзади расслышал голос Виталика, они только подошли, ехали на том лифте:

— Обвинять, Ирина, нет смысла. Твоя сестра в операционной и вместо того, чтобы поддерживать друг друга ты рычишь, на людей кому она дорога…

Я слышал, как сквозь вату в ушах, мир стал глухой, бесцветный. Мне было плевать, что говорила эта женщина, сейчас больше пугало, что я потерял цвета и звуки в голове.

После неожиданного выпада Виталика воцарилось молчание. Я подошел сбоку от Шмонта, макушкой и спиной прислонился к ледяной стене позади себя. Санек и Виталик сели на противоположные стулья от кабинета.

Несколько минут молчания. Никто не переговаривался, только эта Ирина с кем-то разговаривала, отвечала номер операционной.

Народ появлялся не заметно в коридоре, становилось громче. И первым я рассмотрела Вильмонта старшего, который шел резво, руками бодро размахивал, рядом с ним Павел. Возле меня папа Ани резко остановился.

Я отсоединил машинально макушку от стены и встал ровно, глядел сверху вниз на мужчину. Но его прищуренные глаза доказывали обратное — это я находился внизу, и смотрел на него с самого низа.

— Ты — наследник!

Почти по-отечески внезапно положил правую руку мне на плечо Сергей. Но это видимость от его ладони я почувствовал сильное, гравитационное воздействие, которое стремилось раздавить жалкое создание. Сергей отвернул лицо от меня и говорил, смотря на коридор и изредка проходивших людей:

— Я доверил тебе здоровье своей дочери, — он отнял руку, от чего стало вдруг невероятно легко.

— Твоя вина! — как приговор прозвучало от Вильмонта, рукой с часами стукнул легонько по моему плечу. Словно признавая ничтожность такого действия, как пачкать об меня свои руки.

— Где врач? — без обиняков сразу перешел в наступление Сергей Вильмонт, обращаясь к почти пустому коридору.

— Кто-нибудь скажет, как моя дочь? — он намеренно поднял раздраженный голос на весь коридор.

— Что с ней? — его игнорировали.

— Я спрашиваю, как моя дочь? — на эту вспышку агрессии, дверь из операционной открылась и оттуда вышел врач: мужчина в годах, с легкой щетиной на лице, в стерильно-белом халате и повязкой на лице.

— Прошу не нарушать тишину. Объяснять состояние вашей дочери у меня